ПРОКОПИЙ КЕСАРИЙСКИЙ

Информация о жизни П. К. содержится гл. обр. в его трудах. Род. в Кесарии Приморской (Procop. Bella. I 1. 1; Idem. Anecdota. XI 25), с III в. являвшейся важным христ. интеллектуальным центром. В школе, начало которой было положено еще Оригеном, обучались, в частности, Евсевий Памфил, еп. Кесарийский, и свт. Григорий Богослов; при школе существовала богатая б-ка. Несмотря на то что в источниках отсутствуют подробные сведения о состоянии образования в городе в кон. V - нач. VI в., П. К. несомненно имел здесь возможность приобщиться к богатой интеллектуальной традиции. По всей видимости, П. К. род. в христ. семье, хотя в лит-ре неоднократно высказывалось мнение, согласно которому он не был христианином (см. ниже). В качестве аргумента в пользу последнего утверждения исследователи ссылаются на скептическое отношение П. К. к репрессивным мерам, применявшимся имп. властью в отношении религ. меньшинств (ср.: Idem. Anecdota. I 11. 14-33), однако это может объясняться в т. ч. его рождением в городе со смешанным населением: в Кесарии Палестинской проживали христиане, самаряне, иудеи (Cameron. 1996. P. 4-5).

Информация об этническом происхождении и социальной принадлежности родителей П. К. в источниках отсутствует. В лит-ре высказывалось предположение о том, что П. К. был эллинизированным сирийцем (Diehl. 1901. P. XII; Чекалова. 1993. С. 423). Широко распространена т. зр., согласно которой П. К. по рождению мог принадлежать к старой сенаторской знати; это в значительной степени предопределило его консервативную позицию и сочувственное отношение к аристократии (Rubin. 1954. Sp. 28; см. также: Удальцова. 1974. С. 173-178; Cameron. 1996. P. 5). Впрочем, ряд исследователей ставят этот взгляд под сомнение. Анализ терминов, используемых П. К. по отношению к высокопоставленным лицам, показывает, что он, как правило, разделял знатность рода и знатность положения, причем именно последнее играло для него наиболее существенную роль. Сочувственный рассказ историка о некоем патрикии, которому задолжал один из приближенных имп. св. Феодоры и которому последняя якобы нанесла оскорбление (Procop. Anecdota. XXV 25-35), не обязательно является свидетельством в пользу принадлежности историка к старой сенаторской знати: в этот период греч. титул πατρίκιος не совпадал по значению с лат. словом patricius, указывая на титул, к-рый жаловался императором высшим должностным лицам. Более того, сложившаяся в Византии иерархия должностей и титулов никогда не подвергалась сомнению П. К., к-рый часто писал о знатности лиц, занимавших высшие посты в военно-адм. аппарате империи. По всей видимости, П. К. уже с рождения был связан именно с провинциальной служилой знатью, образовавшейся в результате слияния представителей военно-адм. аппарата империи и родовитой аристократии греч. полисов (куриалов). Представители этого слоя в равной степени ценили и древность рода, и положение в имп. администрации. В отличие от Ливания, к-рый приветствовал меры имп. Юлиана Отступника (361-363), направленные на сокращение количества придворных должностей (Lib. Or. 18), П. К. критиковал аналогичные решения имп. Юстиниана (Procop. Anecdota. XI 1-2; XXVI 27-30).

П. К., по всей видимости, заранее готовивший себя к службе в адм. аппарате империи, получил не только традиционное для того времени на греч. Востоке риторическое образование, но и прошел курс юриспруденции. В лит-ре встречаются упоминания о том, что П. К. обучался в Газской риторической школе (Downey. 1960. P. 156; Idem. 1963; Evans. 1972. P. 31), однако А. М. Камерон ставит подобные утверждения под сомнения (Cameron. 1996. P. 5-6), поскольку они основаны гл. обр. на предположении, согласно к-рому П. К., как подражатель Фукидида, мог быть связан с Газой, одним из центров изучения сочинений древнего историка (Downey. 1958. P. 314); по мнению Я. Хаури, П. К. тождествен ученику Хорикия Газского, носившему то же имя (Haury. 1896. S. 9-15). Нельзя исключать того, что П. К. обучался риторике в родной Кесарии. В любом случае, прекрасное знание П. К. античных авторов не подлежит сомнению. При этом нет свидетельств о серьезном знакомстве историка с философской традицией. Юридическое образование П. К. мог получить в Берите (ныне Бейрут, Ливан) или К-поле, где он и начал юридическую карьеру.

Неизвестно, когда и при каких обстоятельствах П. К. познакомился с Юстинианом. Спустя год после начала очередной войны Византии с сасанидским Ираном (526-532) должность дукса Месопотамии занял Велисарий. П. К. стал его советником (σύμβουλος; consiliarius) (Procop. Bella. I 12. 24) и в течение 4 лет сопровождал полководца. Факты, свидетелем которых стал здесь П. К., легли в основу первых 2 книг основного сочинения историка - «О войнах». После битвы при Каллинике (531), в к-рой обе стороны понесли серьезные потери, П. К. вернулся в столицу. В янв. 532 г. он стал свидетелем восстания «Ника», к-рое было подавлено под рук. Велисария и Мунда, занимавшего должность magister militum per Orientem. После того как имп. Юстиниан принял решение начать военную кампанию против вандалов (533), Велисарий отплыл из столицы и прибыл на о-в Сицилия; его сопровождал П. К., по-прежнему осуществлявший обязанности советника (πάρεδρος; assessor) (Idem. Bella. III 14. 3). В словаре Суда (X в.). П. К. назван секретарем (ὑπογραφεύς) Велисария, что вполне может соответствовать действительности (Suda. Π 2479). Не исключено, что в данном случае греч. ὑπογραφεύς все же указывает на лат. термин assessor, хотя обычно эти понятия не являются эквивалентами (Procopius 2 // PLRE. 1992. Vol. 3. P. 1060).

Прибыв на Сицилию, Велисарий отправил П. К. в Сиракузы под предлогом закупки продовольствия, фактически же для сбора сведений о передвижениях вандалов, а сам расположил свою ставку в Кавканах (τὰ Καύκανα). После приезда в город П. К. неожиданно встретился со своим земляком, с к-рый был дружен еще с детства и к-рый занимался в Сиракузах морской торговлей. Этот человек представил П. К. своего слугу, вернувшегося после 3-дневного плавания из Карфагена и сообщившего, что вандалы не планируют нападение на византийцев, поскольку все вандальское войско отправилось в др. экспедицию. П. К. взял этого человека с собой на корабль, приказал поднять паруса и поспешно отплыть, обещав своему другу вернуть слугу с большой суммой денег после его беседы со стратигом (Procop. Bella. III 14-15). События в Сев. Африке, в т. ч. штурм визант. войсками Карфагена, очевидцем к-рых стал П. К., были описаны им в 2 последующих книгах соч. «О войнах».

После того как Велисарий вернулся в К-поль, а его преемником был назначен Соломон, П. К. остался в Африке. Находясь здесь, П. К. собрал материал о природных явлениях, к-рые были частью знаменитого похолодания 535-536 гг. (Ibid. IV 14. 5-6). Кроме того, историк стал свидетелем восстания против Соломона, к-рое поднял 27 мая 536 г. Стотца, телохранитель военачальника Мартина, а также подавления этого восстания Велисарием, неожиданно для мятежников вернувшимся с о-ва Сицилия (Ibid. IV 15-18). В 536-540 гг. сопровождал Велисария в его 1-й итал. кампании против готов. Был свидетелем осады Рима готским войском (537-538), а также вступления Велисария в Равенну в 540 г. По всей видимости, в том же году П. К. вернулся вместе с Велисарием в К-поль. Возвращение полководца по приказу Юстиниана было связано как с необходимостью вести борьбу с персами на Востоке, так и с выдвигавшимися против Велисария обвинениями в стремлении стать императором Запада (подробнее см.: Ibid. VI 29-VII 1). Неизвестно, был ли П. К. свидетелем военных действий, к-рые велись в 541 и 542 гг. против сасанидского Ирана. Во всяком случае весной 542 г., когда К-поль охватила эпидемия чумы, историк находился здесь (Ibid. II 22. 9). Однако ранней весной и Велисарий жил в К-поле, отправившись в Сирию уже после того, как стало известно о нападении персов на пров. Евфратисия; П. К. мог покинуть столицу вместе с ним. В этом случае составленное им подробное описание эпидемии (Ibid. II 22-23) могло в значительной степени основываться на свидетельствах др. лиц. Впрочем, в лит-ре высказывались предположения, что в это время служба П. К. у Велисария завершилась (Procopius 2 // PLRE. 1992. Vol. 3. P. 1062).

Когда в 544 г. Велисарий был вновь отправлен в Италию, П. К. опять сопровождал его, а в 546 г. прибыл в К-поль. Интерес к последующим военным кампаниям у П. К., в значительной степени связывавшего свою судьбу с успехами Велисария, несколько уменьшился. Активно работая в 40-50-х гг. VI в. над завершением соч. «О войнах», он посвятил его основную часть событиям до 540 г. (ср.: Procop. Bella. VIII 1).

Как сказано в «Суде» (Suda. Π 2479), П. К. был иллюстрием (ἰλλούστριος), однако согласно закону императоров Феодосия II и Гонория от 18 марта 413 г. (CTh. VI 15. 1), установившему четкое соответствие между должностями и титулами, должность советника (assessor) все же подразумевала принадлежность к числу «почтенных мужей» (viri spectabiles). По всей видимости, высший сенаторский титул историк получил в 40-х гг. VI в., после одного из возвращений в К-поль (Procopius 2 // PLRE. 1992. Vol. 3. P. 1062). После 550 г. П. К. работал над новыми произведениями - «Тайная история» и «О постройках» (биографические очерки см.: Rubin. 1954; Удальцова. 1974. С. 146-160; Procopius 2 // PLRE. 1992. Vol. 3. P. 1060-1066; Чекалова. 1993; Cameron. 1996. P. 2-7; Treadgold. 2007. P. 176-184).

П. К. был автором значительных по содержанию и объему сочинений, к-рые являются важнейшими источниками сведений по периоду правления имп. Юстиниана I. На труды историка опирались все последующие поколения визант. авторов. Западноевроп. читатели познакомились с этими трудами в XV - нач. XVI в. В 1441 г. Л. Бруни завершил работу над соч. «Об итальянской войне против готов», в основу к-рого был положен выполненный им лат. перевод «О войне с готами»; издан посмертно (Brunus Aretinus L. De bello Italico adversus Gothos gesto. Venetiae, 1471. Parisiis, 15342). В 1481-1483 гг. К. Персона, настоятель приората св. Бальбины, впосл. префект Ватиканской библиотеки, заново перевел это сочинение П. К. (De bello gottorum. 1506). Вскоре Р. Маффеи издал перевод соч. «О войне с персами» (De bello persico. 1509). Перевод «О войне с вандалами» и «О войне с готами» был подготовлен Г. Гроцием (Vandalica et Gotthica Procopii / Interpr. H. Grotius // Grotius. 1655. P. 1-518 [2-я пагинация]), к-рый также включил в издание выдержки из «Тайной истории», относящиеся к готам и вандалам (Excerpta ex arcana Procopii historia ad res Vandalicas et Gotthicas pertinentia... // Ibid. P. 519-528). Греч. манускрипты, с к-рыми работали все указанные переводчики, не установлены.

Editio princeps трудов П. К. на языке оригинала подготовлено Д. Хёшелем (Historiarum. 1607), который, однако, не включил в издание «Тайную историю», а также полный текст «О постройках» (приведены лишь краткие выдержки из VI книги). Позднее К. Мальтре подготовил издание оригинального текста «О войнах» и его полный латинский перевод (Historiarum sui temporis. 1662-1663. 2 vol.); при этом исследователь опирался на греч. рукописи XIV в. (Paris. gr. 1699 и 1702), а также на копии рукописей Vat. gr. 152 и 1690. Большую часть указанных выше публикаций учел В. Диндорф, подготовивший издание «О войнах» ([Opera omnia]. 1833-1838. 3 vol.), оно было стандартным более 100 лет. Труд Диндорфа положен в основу издания «О войне с готами» Д. Компаретти (La guerra gotica. 1895-1898. 3 vol.), к-рый дополнительно учел 10 манускриптов, хотя и не сделал к.-л. предположений об их взаимоотношениях (подробнее см.: Haury. 1935).

Этот пробел восполнил Хаури, который при подготовке критического издания всех трудов П. К. опирался в т. ч. на работы М. Н. Крашенинникова, посвященные рукописной традиции соч. «О войне с готами» (Крашенинников. 1898; Он же. 1899), а также «Тайной истории» (Он же. 1895). Основной заслугой Хаури было создание стеммы кодексов (подробнее об изданиях и переводах трудов П. К. см.: Kalli. 2004. P. 4-8). В основу реконструкции текста «О войне с готами» Хаури положил рукописи Vat. gr. 152 и 1690, а также Laur. gr. 69 (XIV в.). Предложенные издателем эмендации, а также выбор чтений отражали текст, составленный на чистом аттическом диалекте, свободном от синтаксических и грамматических ошибок, а также языковых особенностей, которые были характерны для текстов VI в. и последующего времени (о подражании П. К. языку античных историков см.: Braun. 1885; Idem. 1894; Cameron. 1964). В переиздании, подготовленном Г. Виртом (Opera omnia. 1962-1964. 4 vol.), реконструированный Хаури текст приведен с незначительными изменениями. Издание Хаури неоднократно перепечатывалось в сопровождении переводов на основные европейские языки (см., напр.: Werke. 1961-1977. 5 Bd.) и до сих пор рассматривается в качестве стандартного. Существенный вклад в изучение рукописной традиции сочинений П. К. внесла М. Калли, исследовавшая до того не известный манускрипт Ath. Laur. H-73 (кон. XIII - нач. XIV в.), который является самым ранним свидетелем текста «О войне с готами» (Kalli. 2004).

«О войнах»

«О постройках»

«Тайная история»

П. К. как историк несомненно являлся одной из основных фигур ранневизант. традиции, сопоставимой по масштабу с Евсевием Кесарийским. При этом именно П. К. можно считать 1-м светским историком Византии (подробнее о его вкладе в визант. историописание: Чекалова. 1993; Cameron. 1996; Бибиков. 1998. С. 57-62; Kaldellis. 2004; Börm. 2007; Treadgold. 2007. P. 176-226). Прекрасно знавший античные исторические сочинения (в его сочинениях встречаются многочисленные параллели, аллюзии на Гомера, Геродота, Фукидида, Ксенофонта и др.), П. К. воплотил на практике принципы, применявшиеся древнегреч. и отчасти рим. авторами. Главным методом его работы, восходящим еще к Геродоту, был принцип автопсии - историк должен описывать события, свидетелем которых являлся сам (Procop. Bella. I 1. 3), или опираться на свидетельства очевидцев. Следуя принятому в античности делению, П. К. четко различал историю от мифа (Ibid. I 1. 4; VIII 1. 13). Вводная часть соч. «О войнах» (Ibid. I 1. 1), в к-рой он говорит о целях своего произведения («дабы вечность не поглотила оставшиеся незапечатленными великие дела [Юстиниана], предав их забвению и не оставив от них следа»), явным образом опирается на введение к «Истории» Геродота (Herod. Hist. I 1. 1). Кроме родного греч. языка П. К. владел латынью, что могло быть связано с его юридическим образованием, к-рое было в тот период полностью латиноязычным; не исключено знакомство историка с сир., персид. и арм. языками.

В соч. «О войнах» П. К., как и в «Истории Пелопоннесской войны» Фукидида, повествование построено по сезонам боевых действий. Текст содержит все 3 обязательных элемента античного исторического исследования: narratio, descriptio и oratio. Первый наиболее динамичен, последний сильнее др. частей отражает лит. стилизацию. Descriptio содержит обширный фактический материал, к-рый посвящен соседним народам и во мн. случаях основан на свидетельствах очевидцев. В частности, весьма важен подробный рассказ о быте и общественном строе славян и антов (Procop. Bella. VII 13-14). При описании др. народов, в т. ч. при использовании ряда этнонимов, историк следует характерному для визант. традиции методу классификации, к-рый восходит к античности и не может быть сведен к простой «архаизации»: из изложения П. К. всегда ясно, какой современный ему этнос имеется в виду.

«О войнах» отличатся высокой степенью достоверности. Разумеется, историк далеко не всегда объективен: не искажая явным образом факты, он в случае необходимости опускает нек-рые из них. Так, умалчивая об ответственности Велисария за поражение при Каллинике, П. К. объясняет случившееся лишь недостатками отдельных командующих и воинов (Ibid. I 18. 24, 40). Историк нередко дает высокую оценку персам, хотя и создает резко отрицательный образ Хосрова I. Имеется также противопоставление благородных и великодушных готов коварным и жадным римлянам, т. е. византийцам.

Исследователи обратили внимание на определенное сходство описаний шаха в соч. «О войнах» и императора в «Тайной истории». Это обстоятельство, равно как и критика Иоанна Каппадокийского (также в 1-м произведении) могут объясняться невозможностью прямой критики Юстиниана в произведении, к-рое предназначалось для публикации. При этом, будучи выходцем с Востока, П. К. явно неодобрительно отзывается о мире с персами уже в соч. «О войнах» (Ibid. I 22), развивая ту же мысль в «Тайной истории» (Idem. Anecdota. XI 12).

Отношение П. К. к христ. вере уже давно является предметом дискуссии в историографии (см.. напр.: Kaldellis. 2004. P. 165-216). Так, исследователи активно обсуждают роль судьбы (τύχη) в трудах историка. Рассуждая о ней как об одной из основных движущих сил истории, П. К. следовал античной традиции, восходящей в т. ч. к Полибию (Polyb. Hist. I 4. 1-5). Вера в судьбу, по своему усмотрению правящую миром, сочетается у П. К. с верой в единого Бога христиан (Procop. Bella. I 18. 17-23; II 17. 16). Соотношение судьбы и божественного Промысла является неоднозначным, однако историк не подвергает сомнению существование последнего, хотя и признает, что цели, к-рые определил Бог в истории, являются нередко странными и непостижимыми. Характерным примером является описание П. К. разрушения Антиохии персами в 540 г.: историк недоумевает, какую цель преследует воля Божия, сначала возвеличивающая человека или место, а затем низвергающая или стирающая их с лица земли. Впрочем, у Бога все несомненно совершается по к.-л. причине, однако человеку не дано понять ее. Следов., Он может попустить совершиться и злу (Ibid. II 10. 4-5; см.: Чекалова. 1993. С. 435-436; Бибиков. 1998. С. 61).

Т. о., наличие в произведениях П. К. нек-рых идей, восходящих к дохрист. традиции, в т. ч. учения о судьбе, не может рассматриваться в качестве аргумента против исповедания историком христианства. Едва ли есть основания считать П. К. язычником или агностиком. Давая негативную характеристику Иоанну Каппадокийскому, П. К. подчеркивает, что тот «становился гибелью для римлян», позабыв о страхе перед Богом и людьми. Не имея почтения к Богу, он, перед тем как идти в храм на молитву, облачался в одеяние, «подобающее скорее жрецу древней веры, которую теперь принято называть эллинской», и твердил заклинания, целью к-рых являлось управление мыслями императора (Procop. Bella. I 25. 10).

Впрочем, очевидно, что П. К. не интересовался глубоко теоретическими богословскими вопросами и не проявлял специального интереса к различиям между христологическими группами, к-рые существовали в Византии и вели между собой ожесточенную борьбу, в т. ч. в правление Юстиниана. Более того, он осуждал «неуместный» интерес императора к чтению богословских книг и его «излишнее любопытство к природе божества» (Idem. Anecdota. XVIII 29). По всей видимости, сознательно игнорируя основные цели религ. политики императора, направленной на достижение согласия между сторонниками и противниками Халкидонского Собора, а также реальную роль в ней имп. Феодоры, П. К. утверждает, что, сделав вид, будто идут в спорах о вере противоположными путями, «они восстановили христиан друг против друга» (Ibid. X 15).